Я считаю, что двуязычие Украины – это ее большое достоинство и конкурентное преимущество

Влащенко: Сегодня у нас в гостях народный депутат Украины Алексей Гончаренко.

Здравствуйте, Алексей. Вы считаете, что прошлое имеет значение?

Гончаренко: Конечно, прошлое человека имеет значение. Это дает нам о нем некие знания. В то же время, как говорят,  "только дурак не меняет свою точку зрения".

- В еще недавнем прошлом ваши взгляды были совершенно пророссийские.

- Нет. Я защищал, защищаю и буду защищать использование русского языка в Украине. Я не считаю, что русский язык в Украине – это собственность Путина, и не считаю, что русский язык – это собственность РФ. Я считаю, что двуязычие Украины – это ее большое достоинство и конкурентное наше преимущество, что любой гражданин владеет сразу двумя языками. Это надо беречь. Если Украина хочет быть частью Европы, то это абсолютно европейская практика  - уважать граждан со всеми их родными языками. Я никогда не выступал за то, чтоб Украина не шла в Европу, и всегда подчеркивал, что наша цель – Евросоюз. В 2012 году, будучи членом "Партии регионов", на одном из ток-шоу я сказал, что Путин готовится к войне против Украины. 

- Сегодня вы бы надели георгиевскую ленточку?

- Нет, конечно,  по одной причине: потому что с этой ленточкой на груди убивали украинцев, убивали украинских солдат. 

- А почему вы ее раньше надевали?

- Потому что раньше этого не было. В этом символе не было ничего плохого. 

- Недавно ряд деятелей культуры выступили с инициативой, чтобы запретить всю продукцию на русском языке. Вы не выступили против этого?

- Я об этом не знал, но никогда в жизни под таким не подписался бы. Я, например,  не голосовал за закон о декоммунизации. Потому что я считаю, что это не есть главная проблема в стране, и вообще это нельзя делать насильно.

- А вы знаете, что есть инициатива не ввозить книги на русском языке сюда?

- Я против этого, потому что русский язык – это часть украинской культуры.

- Часть ваших коллег по фракции БПП образовала "антикоррупционную платформу". Вас туда не приглашали? Почему? Какие у вас взаимоотношения с вашими молодыми коллегами?

- Не приглашали. Честно говоря, многих из них я толком и не знаю. С несколькими из них отношения стали хуже. Например, с Сергеем Лещенко. Я и сейчас отношусь к нему с большим уважением, но я сегодня имею свой взгляд на то, что он делает. Мне кажется, что он остался журналистом и не станет политиком. И когда журналист занимается политикой внутри фракции, это вызывает напряжение у многих. При этом я абсолютно не верю ни в какие истории о том, что он получает деньги от кого бы то ни было. Я считаю его кристально честным человеком, но это не единственное достоинство, которое должно быть у человека.

- Но когда внутри фракции или внутри парламента есть люди, которые разваливают страну благодаря своим наглым коррупционным деяниям, что должен делать депутат?

- Он должен действовать как политик, а не как журналист. Например, на заседании фракции предлагалось осудить Кононенко как коррупционера и призвать его сложить мандат. Но я не готов к этому на основании заявления министра Абромавичуса. Я не до конца понимаю природу этого заявления. Мне кажется, что в этом значительную долю играет политика. Международная реакция вокруг этих событий меня тоже несколько напрягает, потому что это еще раз подчеркивает, что мы находимся под частичным внешним управлением западного мира в лице ЕС и США. Это естественно, потому что они вкладывают в нас деньги и кредитуют нас.

- Вы хотите сказать, что Петр Порошенко не является самостоятельной фигурой в политике?

- Я такого не хочу сказать. Это разные вещи, потому что он находится в той реальности, в которой мы живем – а Украина в той реальности самостоятельно недееспособна. Нам необходима финансовая поддержка западного мира,  и как любой кредитор он хочет, в том числе, влиять и на политику. И наше руководство вынуждено прислушиваться  к тому, что говорят ему оттуда, где нам помогают финансово. И это нормально. Когда я слышу крики, почему нам в минском процессе кто-то должен что-то диктовать – нам никто ничего не должен диктовать, но тогда не надо требовать от Франции, чтобы она не поставляла России "Мистрали", не надо просить у них деньги.  

- Почему европейские граждане должны терять деньги на санкциях, а украинские должны  заниматься коррупцией в особо крупных размерах и выводить эти деньги из страны? Можно ли такую политику назвать эффективной?

- Я считаю, что коррупции стало меньше. Я уже больше года в парламенте, и мне еще никто ни за одно голосование не предложил ни одной гривны.

- Может, это от того, что от вас ничего не зависит?

- Я руковожу группой в парламенте, я замглавы фракции, есть люди, которые прислушиваются к моему мнению. В то же время я слышал от старожилов парламента, как в парламентах прошлого созыва ходили деньги чемоданами. Поэтому уже как минимум одна институция работает лучше.  В Министерстве обороны намного лучше ситуация с закупками, со всем остальным, чем это было когда-то. 

- Почему само Министерство обороны не подлежит аудиту ни со стороны парламента, ни со стороны других органов?

- Я не знаю о том, что туда не допускают аудит. Со своей стороны готов писать все необходимые обращения о том, чтобы аудит там был. Я вижу, как живут ВМС, которые базируются в Одессе – там все стало намного прозрачней, и совершенно по-другому осваиваются бюджетные средства.  

- Какие реформы проведены?

- Реформа госзакупок, децентрализация.

- Децентрализации у нас еще нет.

- Уже есть. Бюджетная и налоговая децентрализация стартовали  1 января прошлого года. За прошлый год местные бюджеты – плюс 36 млрд гривен на собственные полномочия. Если говорить об Одессе – плюс миллиард гривен.

- Как вы думаете, почему все так возмутились в соцсетях, когда стало известно о вашем возможном пресловутом назначении?

-  Есть две причины. Первая – я очень хорошо лег в тренд "зрада" - "Партия регионов",  пророссийские взгляды, которых у меня никогда не было, и т. д. В Одесском областном совете я курировал здравоохранение, и за это время в Одесской области ни одно учреждение сети не было ликвидировано, распродано, не был отнят ни один метр земли.

- Кем вы работали?

- Я окончил Одесский государственный медицинский университет, работал на одесской  городской станции скорой помощи 2 года, потом работал в детской областной клинической больнице один год. 

- У нас фактор профессии подменен фактором политической целесообразности. К сожалению, на пользу это государству не идет.

- У нас уже были министры – прекрасные хирурги, но прекрасный хирург не равно прекрасный министр.

- Тот факт, что у нас были плохие министры из отрасли, не исключает, что человек, который приходит работать министром,  не должен хорошо знать отрасль. 

- Это как раз хорошо, что я знаю отрасль, но я не из нее. Я понимаю, что такое практическое здравоохранение, я имею медицинское образование и могу разговаривать со специалистами на одном языке – мы поймем друг друга. Но при  этом я не изнутри отрасли, потому что изнутри отрасли не будут ее реформировать.

- Иметь медицинское образование и знать сферу – это разные вещи.

- В Одесском областном совете я увидел, как функционирует эта сфера с точки зрения организации и бюджетного процесса. Министр должен иметь понимание той сферы, в которой он работает, он должен иметь возможность в парламенте провести необходимые законы, а для этого нужно знать парламент и тех, кто здесь работает, и он должен быть политиком. Свою отрасль он должен представлять политически. У него должны быть замы, которые должны глубоко владеть своими направлениями. Но министр, как менеджер, не должен знать, как прооперировать больного.

- Мусий, например, как раз такой человек, который знает. Почему вы, а не он?

- Он  же вышел из фракции БПП, и Мусий был уже у нас министром. Вторая причина бурной реакции на мое назначение – на некоторые медиаресурсы приносят деньги для того, чтобы они разместили материалы обо мне, негативные. Это приносят пиар-агентства, рекламные агентства. А финансируют это те, кто хотят грузинский сценарий реформирования здравоохранения - с приватизацией больниц и санаториев. Это, как минимум, действующий министр, но я понимаю, что это не он носит деньги. Носят те люди, которые имеют возможность, если будет запущена приватизация, поучаствовать и разорвать эту сферу, и имеют своих кандидатов на должность министра.

- Вам какая модель здравоохранения кажется приемлемой для Украины?

- Я считаю, что та модель, которая сегодня есть в Украине, тоже может работать намного лучше, чем она работает сегодня. Это постсоветская модель – остатки советской модели. Конечно, на завтрашний день наша цель – страховая медицина, и нам к ней надо идти. Но дойдем мы  к ней нескоро. Если мы завтра приватизируем больницы и уничтожим сеть медицинских учреждений, то мы тогда вообще поползем, а не поедем. А система здравоохранения основывается на одном – как она финансируется.

- Какую страховую модель вы видите в будущем для Украины? Кто?

- Работодатель.

- Когда мы сможем ввести страховую медицину в стране?

- Законодательно мы можем это делать хоть сегодня, а модель, которая сможет финансировать здравоохранение  - это 5-10 лет. Сегодня государство тратит огромные деньги на эту отрасль. Но у нас все финансирование привязано к койко-местам.

- А вы знаете, что треть бюджета уходит на обеспечение аппарата здравоохранения? Зачем нам такой аппарат?

- Вы говорите – треть на уровне государственного бюджета. А основные деньги на здравоохранение тратятся на уровне местных бюджетов. Больницы относятся к городам. Специализированная медицинская помощь – к областям, и на уровне Минздрава распределяются не такие большие деньги. Субвенция по здравоохранению, которая идет на местные бюджеты – это, по-моему, 47 млрд гривен.  То, что финансируются койко-места, это все равно что финансировать армию по количеству автоматов Калашникова на складе. А сегодня можно исправлять такие вещи -  утверждать протоколы и стандарты лечения.

- Спасибо, Алексей. Думаю, что мы с вами продолжим еще этот разговор.